Привычное дело

До вершины остается совсем немного, когда появляется связь. Мобиком мелодично пиликает. Неоконченная музыкальная фраза отражается от окрестных скал. Он с облегчением сбрасывает с плеч рюкзак. Кряхтит, хрустя позвонками.

На клавишу приема наклеен страз. Жена. На удачу. Страз отвратителен. Заглядывает в самую душу фасетками граней. Глядит цинично, снобски. Во взгляде превосходство и снисходительность. Так могло бы смотреть насекомое. Он точно знает — камень следит за ним. Большой палец с обломанным ногтем придавливает мелкого гаденыша.

Гудок.

Еще.

Щелчок установленного коннекта.

- Привет, - говорит он.

- Привет, - отвечает она.

Между репликами — трехсекундная пауза. Словно разговариваешь с Луной, не иначе. Но, если верить картам, от дома его отделяет неполная тысяча километров.

Картам он верит.

Главное, чтобы верила и она.

- Как ты? - спрашивает он.

- Все хорошо.

- Как дети?

- Играют в виртуалку.

Голос с легкой, со сна, хрипотцой. Времени — далеко за полдень.

- Спала?

- Нет, что ты. Домашние заботы. Ты там как?

Он улыбается.

- Я над миром. Далеко-далеко внизу, под ногами, озера. Синие, как твои глаза. Вокруг снег на вершинах. Скоро перевал. А за ним...

- Новое озеро, верно?

Он явственно слышит зевок.

- Точно. И не одно!

Всколыхнувшуюся в душе злобу удается задавить. Привычное дело.

- Долго тебе еще скитаться, бродяга? - спрашивает она безо всякого интереса.

- Неделю. Плюс сутки на обратную дорогу. Возвращаться буду, как всегда, трубой.

- Ясно.

- Я соскучился.

Ложь дается легко. Привычное дело.

- Я тоже, любимый, - лжет она в ответ. - Мне очень тебя не хватает.

Он делает вид, что поверил.

- И мне тебя, милая. Но ты не выдержала бы здесь и дня.

- Знаю, - усмехается она. Потом вдруг говорит: - Мне иногда кажется, что ты — жукоглазый пришелец. Я совершенно перестаю тебя понимать. Раздражительность, непримиримость... Все эти твои отлучки, неизвестно куда, непонятно зачем... Семья, дети — все это тебе неинтересно, словно ты не человек вовсе.

Он молчит. Редкий момент искренности с ее стороны. Не дождавшись его реакции, она устало вздыхает:

- Возвращайся скорее. Мне очень одиноко ночами.

Он снова делает вид, что верит.

Шум в трубке. Мужской голос. Вопросительные интонации. Фраза обрывается на полуслове, когда трубку зажимают ладонью.

- Что там у тебя? - спрашивает он.

У него почти получается не скрипнуть зубами.

- Головид, любимый, - врет она.

- Ясно, - верит он. - Надеюсь, канал защищен от детей?

Выходит слишком зло. Он сразу понимает это по смене ее тона.

- Разумеется, - холодно цедит она.

В голосе явный вызов. Спроси меня, ну же, ну? Ему удается сдержаться. Провокации не получается.

- Пора идти, - говорит он. Голос не дрожит. Привычное дело. - Мне еще спускаться с перевала до самой темноты. Связи, скорее всего, больше не будет до самого конца пути.

- Привычное дело, - говорит она.

Он как наяву видит ее кривую усмешку.

- Да.

Ему нечего больше сказать. Она знает это. Поэтому говорит сама:

- Будь осторожен.

Ее голос делается немного теплее. Самую малость. Но теплее.

- Постараюсь, ангел мой.

В бездне под ногами кружат птицы. Кажется, это так просто — сойти с тропы. Шаг, и все кончится. Не придется больше лгать и притворяться, что веришь чужой лжи.

Шаг...

Он не делает шага.

- Я люблю тебя, - говорит он вместо этого.

- А я — тебя, - отвечает она.

И в этот момент, как ни странно, ни один из них не лжет. Впервые за весь разговор.

- До связи, - говорят они одновременно.

Он первым разрывает коннект.

Гудки.

Долгую секунду он слепо смотрит в погасший экран мобикома. Потом широко размахивается и швыряет его в пропасть. Восприятие раздваивается. Слух отмечает глухой удар совсем рядом. Зрение же еще долго фиксирует падение мобикома. Вечность спустя далеко внизу он разлетается фейерверком осколков. Птицы разрывают свой торжественный хоровод и по спирали спускаются вниз в надежде на поживу.

Сегодня не их день.

Он бросает последний взгляд на великолепие раскинувшейся вокруг горной страны. Снежные шапки близких вершин. Неспешный бег облаков над горными хребтами. Отражения неба и гор в синих глазах озер далеко внизу.

Он вдыхает полной грудью стерильно-чистый воздух высокогорья. Потом решительно выключает симуляцию.

Горный край, облака, птицы, озера — все пропадает в мгновение ока, сменившись уютной простотой стандартного гостиничного номера. Много подушек, разбросанных здесь и там. На полу ковер с густым мягким ворсом. В цветовой гамме преобладают приторно-розовый и страстно-алый. В центре композиции огромная кровать с гидроматрасом и зоной нуль-гравитации ровно посередине.

Мотель для влюбленных пар.

Апофеоз грехопадения.

На кровати спит обнаженная женщина. Запястья и лодыжки прихвачены шелковыми лентами к столбикам балдахина. Услуги женщины оплачены ровно на неделю вперед.

До тех пор никто их не побеспокоит.

Никто не хватится.

Он поднимает с ковра совершенно целый мобиком. Улыбается стразу, хищно и нехорошо. Кладет аппарат на полку декоративного камина, камнем вниз, отсекая видеоканал. Звук? Звук пусть остается.

Так интереснее.

Он снова чувствует голод. Возвращается в постель и будит женщину, нетерпеливо и грубо. Когда она снова засыпает, он некоторое время лежит на спине, чувствуя, как успокаивается пустившееся в галоп сердце. Смотрит в окно. Жалюзи открыты, и в черноте неба, окруженный россыпью игольно-острых звезд, ясно виден бело-голубой серп растущей Земли.

Все повторяется, думает он. Снова и снова. Возвращается на круги своя. Он поступал так много раз, и будет поступать так снова. Это в крови. Ничего нельзя изменить. Абсолютно ничего.

Но мы справимся, и все снова будет хорошо, даже если будет совсем плохо.

Справимся.

Привычное дело.

Потом он склоняется над спящей. Снимает свое лицо, словно маску. Нежно, как в поцелуе, погружает жвалы глубоко в беззащитную плоть, наслаждаясь изысканным вкусом.

Он питается и думает о том, что у него впереди есть еще целая неделя покоя.

Неделя — и один день.

На дорогу домой, где его ждут.